Культурная жизнь Европы между мировыми войнами
Культурная жизнь Европы находилась под сильнейшим воздействием последствий войны: подвергались сомнению традиционные ценности и усиливались центробежные течения. Тревогу и пессимизм навязал Освальд Шпенглер своей книгой Закат Европы (1918 г.), которая была специфически немецким взглядом на западную цивилизацию.
Наступление коммунизма подействовало на многих западных интеллектуалов, которым казались необыкновенно волнующими дерзкие утопические установки большевиков в России. Не многие были (политически) активными коммунистами; но позиция marxisanl (марксизана, марксиствуюшего) была в большой моде. В Москву потянулись бесконечным потоком пилигримы, убежденные, что этот — самый кровожадный во всей европейской истории — режим не сделает никому ничего дурного, — самый странный случай массового самообмана.
Так же и фашизм рекрутировал коллаборационистов в среде представителей науки и культуры. Некоторые, такие, как Бернард Шоу, умудрились подлащиваться перед диктаторами самых разных окрасов. Будучи в СССР в 1931 г., он заметил:
«Я хотел бы, чтобы у нас в Англии ввели принудительный труд, тогда бы не было двух миллионов безработных».
О Сталине (после личной встречи) он высказал такое мнение:
«О нем говорят, что он — идеал семьянина, добродетели и невинности»
Теперь, когда оглядываясь назад мы смотрим на такие книги, как Советский коммунизм: новая цивилизация (1935 г.) и подобные им они нам кажутся лишенными смысла. Но в свое время они соответствовали вкусам послевоенного поколения с его искренним беспокойством и держали мир в неведении относительно советской действительности. Отсутствие морального стержня у интеллектуалов, на которых оказывалось политическое давление, стало постоянной темой после того, как оно было описано в Измена клерков (1927 г.) Жюльена Бснда. Книга выиграла бы в убедительности, если бы сам Бенда не пытался оправдывать показательные процессы Сталина. Испанский социальный философ Хосе Ортега и Гассет считал тоталитаризм проявлением угрозы, которая исходила от массовой культуры. В своей книге Восстание масс (1930 г.) он предостерегал, что демократия несет в себе семена тирании большинства.
В религиозной мысли консервативная католическая иерархия заняла гораздо более непримиримую позицию по отношению к коммунизму, чем протестантские церкви. Но в 1937 г. в двух энцикликах-близнецах: Mit brennender Sorge and Divini Redemptoris папа Пий XI определил, что и нацизм, и коммунизм несовместимы с христианством. В то же время католические философы, вроде неотомиста Жака Маритэна (1882-1973), стремились приблизить к современности социальное учение Церкви. К религиозным дискуссиям между разными деноминациями призывали еврейский теолог Мартин Бубер (1875-1965), бывший одно время профессором во Франкфурте, и швейцарец Карл Барт (1886-1968), труд которого О догматике Церкви (1932 г.) был направлен на восстановление основ протестантизма.
В литературе послевоенные настроения опустошенности и потери ориентиров нашли прекрасное выражение в поэме Т.С. Элиота Бесплодная земля, в пьесе Пиранделло Шестеро в поисках автора (1920 г.) и в текстах потока сознания Джеймса Джойса: романе Улисс (1923 г.) и Поминки по Финнегану (1939 г.). В 1928 году появляется невозможный для опубликования Любовник леди Четтерли Д. Лоуренса, автор которого отважно восстал против английских сексуальных нравов, Появляется Трехгрошовая опера Бертольда Брехта, самого известного произведения политически левой к демонстративно не соблюдающей приличий берлинской артистической milieu (среды) перед приходом нацистов. В это же время Томас Манн (1875-1955), ставший известным еще до войны с его Будденброками (1900 г.) и Смертью в Венеции (1911 г.), всячески старается защитить немецкую культуру от дурной репутации, которую снискала немецкая политика. Появляются его новые романы, такие, как Волшебная гора (1924 г.), где автор исследует сомнительное наследие Вагнера и Ницше; затем он эмигрировал и заслужил имя доброго немца в изгнании. В России недолгая литературная свобода в 1920-е г, позволила развернуться таким могучим талантам, как революционные поэты Александр Блок (1880-1921) и Владимир Маяковский (1893-1930).
Наступление сталинизма разделило советских писателей на тех, кто обслуживал партию, подобно М. Горькому и М. Шолохову, и преследуемых диссидентов, таких как Осип Мандельштам (1891-1938) и Анна Ахматова (1889-1966). Мемуары вдовы Мандельштама Надежды были опубликованы только в 1960-е годы, но они особенно ярко и правдиво описывают жизнь русской культуры в катакомбах. В Центральной Европе предчувствие тоталитаризма пронизывало Замок (1925 г.) и Процесс (1926 г.) Ф. Кафки, аллегорическую драму Карела Чапека Из жизни насекомых (1921 г.), роман Виткевича Ненасытность. То же ощущается и в произведениях румына Луциана Блага (1895-1961) и хорвата Мирослава Крлежа (1893-1975). Антигероя Кафки «К», которого арестовывают по какой-то причине, о которой он так никогда и не узнает, в конце убивают двое в чудаковатых шляпах, приговаривая: «как собаку». Станислав Виткевич (1885-1939), известный под псевдонимом Виткацы (Witkacy), не только писатель, но также художник и философ, теперь признается родоначальником театра абсурда. Едва известный в свое время за пределами родной Польши, он совершает самоубийство в день, когда Красная армия присоединяется к вторжению нацистского Вермахта в Польшу. Однако самую большую популярность завоевали мемуары шведского врача Акселя Мунте. Его Легенда о Сан-Микеле (1929 г.) была переведена на 41 язык.
1,085 просмотров всего, 1 просмотров сегодня
