Газетные комментаторы: литература в колонках
Сo страниц любой газеты в США к читателям обращаются настойчивые аналитики и публицисты — комментаторы. Их статьи обычно занимают колонку текста газетной полосы. Эта колонка ассоциируется с башней, с которой обозреватель взывает к народу, как святой V века Симеон Столпник из Сирии, который 30 лет проповедовал со своей вершины. Он и считается патроном буйного племени публицистов.
Многие обозреватели — подлинные столпы общества, а некоторые настолько популярны, что пользуются огромным влиянием. Материалы лучших из них перепечатываются одновременно в десятках, а то и в сотнях газет, и когда вы едете по стране, в газетах вас преследуют их глаза с фотографий паспортного типа, которые вносят некоторую живость в серый фон полос, отведенных под комментарии.
Хотя газетный комментарий — жанр достаточно известный, его родословная вызывает трепет уважения. Из публицистов вышли Марк Твен и Аиброз Бирс. Генри Луис Менкен и Ринг Ларднер. Диалоги мистера Дули, сказки дядюшки Римуса и «Басни на сленге» Джорджа Эйда родились в газетной колыбели. Там же появились на свет стихи, которые якобы отстукивал на машинке таракан Арчи в закутке Дона Маркиса в редакции старой газеты «Нью-Йорк сан». А в наш прозаический век наиболее влиятельные мастера этого жанра занимаются «политическими играми», по выражению покойного Элви-на Брукса Уайта, который и сам иногда выступал как публицист.
О влиятельности ведущих обозревателей судят по-разному. В 1975 году,еще будучи вашингтонским комментатором. Маркие Чайлдс писал, что Джеймс Рестон из газеты «Нью-Йорк тайме» обладает таким же политическим весом, как три сенатора Соединенных Штатов вместе взятые. Целых три? Весьма лестное сравнение. Следует учесть, однако, что обозреватель ранга Ре стона обладает явным преимуществом перед сенаторами. Членов Конгресса выбирают, а обозревателей можно скорее уподобить пожизненным пэрам Палаты лордов британского Парламента. Этим объясняется, в частности, досада ряда наших Президентов, вынужденных умиротворять этих властителей дум: ведь полномочия Джеймса Рестона не ограничивались двумя сроками, как у них.
Из современных Президентов больше всего доставалось от обозревателей Линдону Джонсону, который усердно обхаживал их, не скупясь на лесть и всячески стараясь выказать им свое дружелюбие. Как-то раз в начале 1964 года на пресс-конференции в Белом Доме Джонсон увидел в толпе репортеров Уолтера Липмана. Президент ринулся к нему, схватил за руку и громко провозгласил: «Вот величайший журналист на свете, и он мой друг!». В те годы мало кто стал бы оспаривать это мнение. Почти все Президенты со времен Теодора Рузвельта добивались внимания Липмана. В возрасте 26 лет он написал знаменитые Четырнадцать пунктов Вудро Вильсона. В 1958 году Никита Хрущев пригласил Липмана и его жену Хелен в свой охотничий домик на Урале, чтобы обсудить с ним, как лучше всего покончить с холодной войной (этот термин, кстати, придумал Лип-ман). Его колонка под рубрикой «Сегодня и завтра» появлялась три раза в неделю в двухстах с лишним газетах. Яркие эссе Липмана читала и анализировала влиятельная элита, мнением которой ни один Президент не мог пренебрегать. В годы, когда этот блестящий комментатор стоял на вершине журналистской славы, телесеть Си-Би-Эс ежегодно брала у него интервью — честь, которой до этого не удостаивался ни один журналист. В иерархии газетных обозревателей Маркие Чайлдс отвел Уолтеру Липману место Папы Римского.
Журналисты прошлого: Джозеф Олсон (слева), как говорят, убедил Президента Кеннеди послать войска во Вьетнам. Энн О’Хэйр Маккормик (верхнее фото справа) была среди первых женщин-обозревателей, писавших на общенациональные темы. Уолтер Липман (нижнее фото справа) оказывал влияние на Президентов — от Теодора Рузвельта до Лнндона Джонсона.
Увы, хорошие отношения продлились недолго. Джонсон и мысли не допускал, что кто-нибудь из журналистов может по существу разойтись с ним во мнениях относительно политики Белого Дома. Он старательно обхаживал Липмана, появился на праздновании его 75-летия и распорядился, чтобы Липману показывали черновики будущих президентских речей. Но у Липмана были консервативные взгляды, он придерживался концепции раздела мира на сферы влияния. Поэтому он сначала сомневался в правильности пошипи администрации, считавшей, что во Вьетнаме поставлены под угрозу интересы Соединенных Штатов, а потом и вовсе разошелся с Президентом в этом вопросе. По мере того как в колонке «Сегодня и завтра» крепчал критический огонь, Джонсон все больше и больше раздражался. Дошло до того, что он велел своему персоналу просмотреть все старые статьи Липмана в поисках допущенных «Его Святейшеством» огрехов, которые затем злорадно зачитывались на приемах в Белом Доме. Президент и его окружение высмеивали Липмана, утверждая, что он скатился к изоляционизму. С журналистского Олимпа последовал бесстрастный ответ, который дает некоторое представление о величавой манере Липмана:
«Зрелая великая держава должна пользоваться своей мощью умеренно и ограниченно. Она должна отвергнуть теорию глобального и универсального долга, которая не только обрекает ее на бесконечные военные вмешательства, но и отравляет ее мышление иллюзией крестового похода за правое дело, иллюзией, что каждая война ведется для того, чтобы навсегда покончить с войнами. Поскольку в нашем поколении страна превратилась в великую державу, нам пора научиться вести себя, как подобает великой державе и отбросить «глобализм», который не только будет постоянно втягивать нас в чужие конфликты, но в принципе исходит из абсолютно ложного представления, что если мы не будем любой ценой наводить порядок в мире, то не сможем жить в безопасности. При внимательном изучении этой идеи становится очевидно, что это новая форма все того же старого изоляционизма во имя нашей «незапятнанности». Тогда мы считали, что нам следует оградить нашу «чистоту» от мерзостей великодержавной политики. Теперь же выходит, будто соблюсти нашу чистоту можно лишь наведением порядка в мире»
По мере того как предупреждения такого рода становились все настойчивей, всякое общение между Президентом и журналистом прекратилось, а вскоре окружение Джонсона стало бойкотировать общественные собрания, на которых ожидалось присутствие Липмана. 25 мая 1967 года Липман написал свою прощальную колонку, разъясняя, что после 36 лет рубрики «Сегодня и завтра» он уже не видит необходимости «держать палец на пульсе Белого Дома и интересоваться тем, кто что сказал, кто с кем виделся, к кому прислушиваются, а к кому нет». Спустя два дня Липман отплыл в Европу, навсегда покинув столицу, в которой комментатору и Президенту стало слишком тесно.
В Уотергейтском скандале безрассудно храбрым был Гордон Лидди, который, например, предложил покончить с собой, когда вести о взломе штаб-квартиры демократов просочились в печать. А у псевдомужественных, которые доминировали в Белом Доме при Президенте Никсоне, рассуждал Стюарт Олсоп, хватило сообразительности, чтобы не дать безусловного одобрения нелепой идее взлома помещения Демократической партии, но не хватило духа противостоять напору безрассудно храбрых.
Подобным же образом много лет спустя, во время ирано-никарагуанского скандала «Ирангейт», подполковник морской пехоты Оливер Норт выступил в роли безрассудно храброго, заворожив своих псевдомужественных начальников из Белого Дома. К такой мысли пришли два профессора, сохранившие вырезки колонки Олсопа и цитировавшие его в статье, помещенной в разделе комментариев газеты «Вашингтон пост». Они писали:
«Вечная беда журналиста заключается в короткой жизни его материалов. В результате озарения, сверкающие в некоторых совершенно исключительных статьях, остаются потерянными для следующих поколений».
По моим подсчетам, синдикаты и ведущие газеты распространяют произведения 200 комментаторов, большинство которых пишет по две-три статьи в неделю. Затем идут местные обозреватели — авторы легких очерков и сплетен, специалисты в разных областях. например, шахматные комментаторы или знатоки кулинарного дела, спортивные обозреватели, доморощенные фельетонисты, политические мудрецы и так далее, — которые заполняют 1700 ежедневных газет. 2400 еженедельников, 14000 бюллетеней, 4700 журналов, 3000 специализированных международных периодических изданий, 900 органов этнической печати и изданий на иностранных языках и Бог весть сколько ежедневных и еженедельных студенческих газет. Словом, можно » смело сказать, что не менее 15 000 публицистов регулярно печатают в Америке короткие статьи. Настоящая армия работников слова, съедающая редеющие леса нашей страны.
Ее ряды иногда пополняются видными политическими фигурами. Теодор и Франклин Рузвельты, Калвин Кулидж, Барри Голдуотер и Рональд Рейган стоят плечом к плечу с Элеонорой Рузвельт. Джин Киркпатрик, Фиорелло Ла-Гуардиа, Генри Уоллесом, Гарольдом Икесом и Бобом Лафоллетом: все они какое-то время старались просветить американцев, печатая свои колонки в газетах и журналах, а Элеонора Рузвельт выступала и на том, и на другом поприще, сотрудничая с газетным синдикатом «Скрипе-Хауард» и с журналом «Вуманс хоум компеньон».
Комментаторы продолжают процветать вопреки провозглашаемому закату газетного дела и наступлению электронной журналистики. Телевидение лишь укрепило влияние видных публицистов, сделало их знаменитостями, берущими астрономические гонорары за публичные выступления. В эпоху радио Уолтер Уинчелл и Дрю Пирсон еженедельно делились со слушателями своими откровениями; Франклин Пирс Адаме на склоне лет прославился как постоянный участник радиопрограммы «Только информацию, пожалуйста!» — утренней викторины с упором не столько на призы, сколько на остроты. Но они и представить себе не могли, какая оглушительная слава ждет их преемников-журналистов, которые начиная с 70-х годов прочно обосновались в дискуссионных программах телевидения — таких комментаторов, как Джордж Уилл, Карл Роуэн, Том Уикер, Уильям Бакли, Эллен Гудман — я привожу имена только некоторых. Таким образом, сокращение читательской аудитории с лихвой восполнилось ростом аудитории телевизионной и взлетом влияния обозревателей.
Короче говоря, публицисты, подобные Липману, обогатили Америку, расширяя умственные горизонты читателей. Но чаще они выступают в роли энергичных защитников идей, оказывающих влияние на умы весомостью своих аргументов и независимостью от избирателей, смирившихся с их существованием. Время от времени они вносят яркую мысль в общественную полемику, придумывая хлесткие термины и обороты, которые быстро входят в язык: «высоколобые», «средняя Америка», «холодная война». Наконец, публицист, пользуясь своей привилегией безнаказанности в проявлении грубости, легкомыслия, глупости и предвзятости, способен одной искрометной фразой развлечь за столом и дать обильную пищу для послеобеденной дискуссии.
«Для любого, кто хоть немного знаком с историей литературы, нет ничего более забавного, чем частые жалобы критиков и рецензентов, мнящих себя стражами доброго имени литературы, на практику издания сборников газетных статей, очерков и эссе. Нам постоянно разъясняют, что это новая и порочная практика, олицетворяющая эпоху вырождения. На самом же деле все лучшие эссе, написанные на английском языке, разумеется, впервые увидели свет на страницах периодики. Экономический аспект такого газетного творчества понять нетрудно. Гораздо труднее оценить его влияние на психику эссеиста. Автор, постоянно поставляющий свои материалы в одно и то же издание и рассчитывающий на определенный читательский круг (а надо заметить, что практически все эссеисты сотрудничали в периодической печати, регулярно публикуя свои материалы в каком-то одном издании), освобождается от некоторой сухости, формальности и неловкости, которые неизбежно проявились бы в книжной форме. Автор начинает чувствовать себя среди друзей, где можно позволить себе расслабиться, а ведь именно в такой непринужденности и заключается секрет хорошего эссе. Его внимание заострено на преходящих мелочах, которыми он бы непременно пренебрег, если бы не писал в следующий номер газеты. Он подхватывает незаметные пустяки, с радостью и гордостью указывает на их значительность, и мы с изумлением наблюдаем, как они на мгновение вспыхивают на фоне вечных истин».
Этими словами один известный комментатор выразил отнюдь не тривиальную мысль о плодотворности общения писателя с его аудиторией. Нет ничего постыдного в том, чтобы избрать журналистику ареной литературного творчества. Конечно, не стоит преувеличивать значение этой области популярного искусства, стандарты качества которой в лучшем случае можно охарактеризовать как неравноценные. И все же в хоре публицистов, пусть порою и режущем слух диссонансами, явственно звучит голос свободного народа.
Карл Майер
1,311 просмотров всего, 1 просмотров сегодня
